§ 2. Военный период истории Армавира

Автор С. Н. Ктиторов

к содержанию

Армавир был основан в годы Кавказской войны, которая оказала существенное влияние на многие сферы жизни черкесо-гаев. Исходя из этого, первым этапом аульского прошлого Армавира следует считать военный период, который продолжался с 1839 г. по 1864 г., то есть с момента возникновения аула до окончания на Северо-Западном Кавказе военных действий.

В эти годы аул являлся укрепленным поселением. Он был окружен рвом почти 3-х метровой глубины и ширины, а также земляным валом с двумя плетнями наверху. В этой ограде были устроены четверо ворот, у которых круглосуточно дежурила стража. Даже вокруг сооружаемой армянской Успенской церкви была построена каменная крепостная стена с бойницами и бастионами, так как первый неоконченный деревянный храм в 1842 г. был сожжен черкесами. При расширении аула защитные укрепления возводились на новом месте. По свидетельству Ф. А. Щербины, оборонительную ограду армавирцам пришлось переносить четырежды. В последний раз ров и земляной вал с плетнями были сооружены в 1860 г. на юго-западе, по современной улице Комсомольской. С северо-запада аул прикрывала старая ограда по нынешней улице Чичерина, а остальные границы проходили по краю крутого уступа, спускавшегося к реке Кубани. Рост поселения происходил из-за притока в Армавир новых групп черкесо-гаев.

По словам Г. Х. Засса, первопоселенцами аула были примерно 300 семей горских армян, что, по некоторым оценкам, составляло около 2 тыс. чел. В предписании командующего войсками Кавказской линии и Черномории от 6 июля 1839 г. отмечалось, что в ауле проживает "1900 душ мирных Армянских семейств". И. Иванов писал, что в 1840 г. в Армавире уже насчитывалось до 400 семейств черкесо-гаев. Это же количество жителей упоминает и Ф. А. Щербина. По различным, порой противоречивым данным, в первые годы существования аула в нем проживало: в 1840 г. — до 1900 чел., в 1841 г. — 1389 чел. и в 1842 г. — 1880 чел. В 1851 г. в Армавире насчитывалось 4717 жителей. В дальнейшем население аула несколько сокращается и, по данным за 1859 г., в Армавире проживало 3247 чел. По сведениям географа М. И. Венюкова, в 1862 г. число жителей Армавира составляло 5000 чел. Разноречивость данных о размере населения Армавира объясняется рядом причин. В то время методика проведения статистических обследований была не всегда совершенной. Возможно, что в одних переписях учитывалось все население аула, в том числе и крепостные черкесо-гаев, а в других — только коренные жители горские армяне. Нередко в обзорной и справочной литературе из года в год публиковались давно устаревшие сведения. На динамику численности населения непосредственно влияли такие факторы, как опустошительные эпидемии смертельных болезней. Так, только в июле-августе 1847 г. от эпидемии холеры вымерла треть жителей аула. Тем не менее, в военный период население Армавира, благодаря постоянному притоку новых переселенцев, неуклонно увеличивалось, о чем наглядно свидетельствует территориальный рост аула. Так, если первоначально площадь поселения соответствовала 14-ти современным кварталам, то уже в 1842 г. она составляла 24 квартала, в 1853 г. — 38 кварталов и в 1860 г. была расширена ДО 47-ми нынешних кварталов (между улицами Комсомольской, Чичерина и берегом р. Кубани), очертания которых сложились, в основном, еще в аульское время.

В период Кавказской войны армавирцы неизменно выступали стойкими сторонниками России. Известнейший французский писатель XX века Анри Труайя, урожденный Лев Тарасов, сын армавирского купца черкесо-гая Аслана Тарасова, вспоминал: "когда Россия начала завоевание Кавказа, перед черкесо-гаями остро встал вопрос совести: чью сторону им принять в войне завоевателей с горцами — своих друзей-мусульман против православного царя или православного царя против друзей-мусульман. Религия армян близка к русскому православию, и преданность Христу победила: черкесо-гаи восторженно встретили русских и перешли на их сторону". Исторический выбор горских армян в пользу России был предопределен теми условиями, которые сложились в последние годы их совместного проживания с черкесами. Спасаясь от религиозных притеснений и переселяясь на Кубань, черкесо-гаи открыто противопоставили себя тем горцам, которые не желали покоряться России. Те черкесские князья, на землях которых прежде проживали армяне, чувствовали себя оскорбленными самовольным уходом своих бывших вассалов. Переселение черкесо-гаев под защиту России не было похожим на бегство. Армяне увели с собой в Армавир большое количество скота и крепостных крестьян-черкесов, "что также являлось одной из причин обострения отношений с горцами.

В 1839 г., сразу же после основания аула, армавирцы образовали собственную милицию, отряды которой охраняли не только само селение, но и участок российской границы от станицы Убеженской на юге до Григориполисской на севере. В 1842 г. черкесо-гаи дали торжественную присягу на верность России. В 1850 г. среди армавирцев, по их собственному согласию, была введена воинская повинность, которую они несли в отрядах собственной и горской милиции. Многие черкесо-гаи служили в рядах регулярных российских войск. Горские армяне прекрасно знали закубанский край, с торговыми целями они регулярно посещали различные черкесские племена, и поэтому армавирцы очень ценились в качестве разведчиков и переводчиков. В 1851 г. в одном из официальных изданий российского Г енерального штаба военные власти признавали: "мы от них (армавирских армян, -К. С.) получаем часто хорошие сведения о туземцах; они служат нам лазутчиками и вместе с тем посредниками с горцами при размене пленных, при выкупе их и т.п.". По словам путешествовавшего по Кавказу армянского епископа Джалалянца, черкесо-гаи во время боевых действий "никогда не показывали спину врагу; или смерть или победа". Очень высокую оценку ратной службе жителей аула дал Ф. А. Щербина, отмечавший, что "в качестве военных разведчиков армавирцы выполняли самые рискованные поручения начальства, в роли вожатых отрядов они всегда были впереди на самых опасных местах, при первых стычках с неприятелем, они в первых рядах вступали в бой, первыми же они слагали свои головы в тяжелые минуты борьбы, и во все продолжение войны, не было ни одного случая измены или предательства".

Ярким примером стойкости армавирцев и их верности присяге является случай, произошедший в 1850 г. с жителем аула, военным разведчиком, юнкером Семеном Давидовым. 4 апреля 1850 г. он выехал из Армавира по торговым делам в горы и вблизи аула Егер-Ухай был захвачен в плен кабардинцем Кереш-Хаджи. Принятый за лазутчика армавирец оказался в судилище "мехкеме" у наиба Магомет-Амина. Семену Давидову был вынесен смертный лриговор, однако Магомет-Амин, надеясь получить от пленника важные сведения, пообещал сохранить ему жизнь, если тот согласится принять ислам. Давидов отказался и за это был брошен в глубокий ров, где просидел без пищи и по пояс в грязи девять дней. После этого стойкий армавирец вновь предстал перед наибом, который "ласково говорил ему, что он не станет более принуждать его к принятию мухаммеданства и сделает своим оруженосцем, если он согласится служить ему против русских". На это Семен Давидов поклялся до конца хранить верность России. Вероятно, наиб рассчитывал получить за своего пленника выкуп, и поэтому армавирца заключили в темницу, откуда он был освобожден своими аталыками и благополучно возвратился в родной аул.

Военная служба на стороне России давала армавирцам определенные привилегии. Обследовавший аул в 1859 г. чиновник К. Дульветов отмечал, что "при несении службы в милициях, все они (армавирские армяне, — К. С.) пользуются правами первостепенных дворян, уорков". В этом качестве армавирцы производились сначала в юнкера, а затем им присваивали офицерские звания. По Высочайшему повелению от 28 января 1853 г., закубанские армяне были приравнены к "почетным горским племенам". Дослужившись до штаб-офицерских чинов, черкесо-гаи получали право на потомственное дворянство, а их дети принимались в военно-учебные заведения. В то же время дети горской знати поступали в привилегированные училища сразу, лишь по своему социальному положению".

В ведомости 1866 г. с перечнем жителей аула, владевших крепостными крестьянами, упоминается ряд армавирцев-офицеров: прапорщики Егор Артемов, Шоров, Борис Кусиков, Татаиос Оганов, штабс-капитан Бек-Мирза Чентемиров и войсковой старшина Роман Чентемиров." Историк П. П. Короленко в качестве выдающегося примера храбрости и отваги называет своего знакомого хорунжего Христофора Асланова, происходившего из армавирских армян." Ценные сведения о службе черкесо-гаев в рядах российских войск были получены Ф. А. Щербиной при опросе местных старожилов. В числе армавирцев, имевших офицерские чины, он перечисляет прапорщиков Багдасара Алавердова, Бориса Попова и Тугуша Сеферова, подпоручиков Захара Бедрозова и Осипа Шорова, поручика Михаила Хачикова, капитана Семена Беликянца, урядников Ивана Тамбиева и Вартреса Бедрозова, сотника Сергея Чентемирова. Все они принимали активное участие в присоединении к России Закубанья, имели военные награды и отличия.

Однако главной для армавирцев была служба в собственной милиции и забота о безопасности родного аула. Несмотря на удачное стратегическое месторасположение, аул не был полностью защищен от набегов горцев. В период Кавказской войны Армавир три раза подвергался нападениям крупных партий черкесов. Во время осады аула женщины, старики и дети скрывались в густом лесу, расположенном в излучине Кубани, а мужчины отражали атаки неприятеля. Иногда на помощь армавирцам приходили прочноокопские казаки и солдаты из гарнизона крепости. Проникнуть за пределы ограды аула горцам не удалось ни разу".

Важнейшую роль в предупреждении массовых набегов на Армавир горцев сыграли своевременные мероприятия российских военных властей. Как правило, подобные вылазки предотвращались военным командованием еще на стадии их подготовки. Уже летом 1839 г. генерал Г. Х. Засс, занимавшийся устройством на р. Лабе новых пограничных укреплений, рассеял несколько сильных партий абадзехов, готовившихся совершить набег на молодой Армянский аул. В мае 1842 г., во время пребывания в Махошевском укреплении, Г. Х. Засс через надежных лазутчиков узнал, что абадзехи, пользуясь отсутствием генерала с отрядом на Кубани, намереваются в количестве 2 тыс. человек перейти р. Лабу и напасть на Армавир. Григорий Христофорович сразу же распорядился усилить гарнизон крепости Прочный Окоп и прикрыть Армянский аул ротой Житомирского полка, а сам с отрядом в 1000 казаков при 6 конных орудиях и с батальоном Житомирского полка вечером 5 мая быстро двинулся вниз по Лабе, К вероятному месту переправы неприятеля в 35 верстах от Махошевского укрепления. Предполагалось, что набег начнется этой же ночью. Однако после обнаружения российского отряда горцы не рискнули перейти реку и отказались от своих намерений. В октябре 1855 г. более 10 тыс. "немирных" черкесов во главе с наибом Магомет Амином собрались в верховьях р. Лабы для набега на станицы Новой линии. Начальник Правого фланга Кавказской линии генерал-майор Н. И. Евдокимов в рапорте к Военному министру генерал-адьютанту В. А. Долгорукому докладывал: "Внимание горцев особенно устремлено было на станицу Курганную и в тоже время до 1000 человек лучших Всадников верхних племен под предводительством известного Дигор-Муллы, покушались воспользоваться отсутствием войск с Кубани в низовья Лабы, дабы броситься на Армянский аул в надежде на богатую добычу". По приказанию Н. И. Евдокимова, 28 октября отряд полковника Войцицкого прибыл к посту Родниковскому, откуда он мог прикрыть Линию от станицы Михайловской до Владимирской, а войсковой старшина Фитингоф с тремя сотнями казаков и 2 орудиями из станицы Михайловской был отправлен в Прочный Окоп "для отражения покушений Неприятеля в совокупности с армянами и окрестными ногайцами". Действия российских войск произвели на противника должный эффект, и 9 ноября горцы разошлись по своим аулам. Это лишь некоторые эпизоды, которые, тем не менее, наглядно характеризуют политику российских властей по обеспечению безопасности и спокойствия подданных империи на приграничных землях.

Наиболее опасными для армавирцев были частые стычки с мелкими группами адыгских наездников, которые незамеченными пробирались в окрестности аула для угона скота и захвата пленных. Окружавшая Армавир равнина была прорезана глубокими балками, служившими надежным укрытием для похитителей. Организации неожиданных набегов в значительной степени способствовал обширный и густой пойменный лес, растущий у берегов Кубани и Урупа, по границам земельных угодий Армавира. В первые два десятилетия своего существования аул фактически находился на военном положении. Любой, кто с наступлением темноты выходил за ограду поселения, рисковал своей жизнью. Ежегодно из окрестностей Армавира черкесы уводили скот и похищали людей. В качестве иллюстрации атмосферы тех дней будет уместным привести хронику событий 1855 года, являющегося одним из самых типичных в череде тревожных лет военного периода. Пристав Бесленеевского народа и Закубанских армян майор Дубяга в рапорте на имя генерал-майора Н. И. Евдокимова докладывал, что "7-го числа июля в сумерках 10-ти летний сын проживающего в Прочноокопском Армянском селении грека Костанова — Иван, возвращаясь с поля на арбе, был захвачен неизвестными хищниками и увлечен в плен; по темноте ночи хищники успели скрыться от преследования милиции, выскочившей по тревоге". В том же 1855 году пристав сообщал: "Под 17-е октября ночью, партия до 20-ти человек хищников, напав на Армянские кони, находившиеся на левой стороне Кубани, противу поста Царицынского (на территории нынешнего г. Новокубанска, — К. С), трех пастухов убили, двух ранили и трех увлекли в плен". Эту печальную статистику дополняет Ф. А. Щербина, отмечавший, что в 1855 г. горцами были ранены армавирцы Шумаф Алавердов и Бабух Назаров и что "около того же времени ранили на р. Синюхе чабана грека Тевтерева, умершего от мучительной раны, затем одного крестьянина, принадлежавшего Азгимову, ранили, а другого взяли в плен". Со своей стороны черкесо-гаи также старались не остаться в долгу перед горцами. В 1855 г. армавирцы угнали у "немирных" закубанских племен 3460 овец, 180 лошадей, 116 быков и захватили в плен 6 человек.

Особенно памятным событием 1855 г. для жителей аула стала трагическая стычка с горцами Арутюна Сеферова и Барсега Мосесова, произошедшая 6 марта на пути возвращения армавирцев домой из Усть-Лабы. Об этом ярком боевом эпизоде поведал в своей книге Ф. А. Щербина и, как мне представляется, он стоит того, чтобы быть процитированным полностью: "Партия в 12 абадзехов заранее сторожила проезд Сеферова, которого, в видах охраны, сопровождал брат по матери Барсег Мосесов. Сеферов был очень богатый человек и, поэтому, абадзехи решили овладеть им живым, рассчитывая на значительный выкуп, а от Мосесова, как лишнего противника, совсем отделаться. Так и повели они дело.

Когда армавирцы, столкнувшись с абадзехами, заметили в них врагов, то, быстро слезли с лошадей, сбатовали их, т.е. уложили их на землю, а сами, залегли за лошадьми, начали отстреливаться от неприятеля. Но абадзехов было много и они заранее заняли лучшую позицию.

Завязалась перестрелка. Несколькими выстрелами, направленными исключительно в Барсега Мосесова, абадзехи убили его и затем, прекративши перестрелку, они предложили Сеферову сдаться живым в плен.

"Положи оружие"! кричали они издали. "Сдавайся"! — "Не сдамся"! отвечал им Сеферов. "Живым в руки вы не возьмете меня".

"Но нас больше. Мы все одно убьем тебя. Тебе бесполезно защищаться. Спасай себя от верной смерти".

"Стреляйте"! кричал Сеферов. "И я сумею ответить вам тем же. Вы убили моего товарища и требуете, чтобы я сдался. С какими же глазами я явлюсь в Армавир, когда меня выкупят из плена"?

"Тебя судьба пощадила, а товарищ пал случайно от шальной пули", продолжали убеждать абадзехи Сеферова. "Что же в этом позорного"?

"А совесть моя"? возражал Сеферов. "Все скажут, что я купил себе жизнь ценою смерти товарища. И я так думаю, и вы прекрасно это понимаете. Зачем же искушаете меня? Продолжайте ваше дело, а я буду от вас отбиваться, пока могу".

Горцы поняли бесполезность дальнейших увещаний. Началась усиленная атака десяти против одного. Сеферов, предчувствуя близкий конец борьбы, распорол кинжалом брюхо лошади, поломал шашку и, разрядивши ружье, согнул его ствол, не желая ничего дать в руки неприятелю. После этого и пал от пуль благородный армавирец.

Надо прибавить, что Сеферов и Мосесов могли свободно уйти от черкесов. У Сеферова была превосходная скаковая лошадь, на которой он мог ускакать от врагов, посадивши сзади себя на круп Мосесова. Но последний нашел, по догадке армавирцев, неприличным занимать такое положение, а Сеферов наверное не захотел оставить его одного на плохой лошади. Так и пали оба от пуль с мыслью о собственном достоинстве и товарищеском долге.

В настоящее время у р. Синюхи, на могилах убитых армавирцев стоит каменный столб, поставленный родным братом Сеферова. Этот простой и незатейливый памятник свидетельствует о геройском подвиге Арутюна Сеферова, сложившего здесь голову за убитого товарища из чувства товарищеских уз и чести".

По мнению барона К. Сталя, черкесо-гаи совсем не отличались воинственностью; "торговлей они приобрели в горах лучших лошадей и оружие, но это не сделало их храбрее". Военные столкновения, в которых участвовали жители аула, полностью опровергают это утверждение. По свидетельству большинства современников, в удальстве армавирцы не уступали черкесам, а порой и превосходили их. Даже местные купцы одновременно являлись отважными воинами и, как метко заметил Ф. А. Щербина, "держали в одной руке торговые весы, а в другой остро отточенную шашку".

Спасая свои жизни и имущество, армавирцы нередко вступали в бой с превосходящими силами горцев. Об одном из таких характерных случаев рассказал в 1853 г. первый исследователь истории Армавира И. Иванов: "Два Армавирца, сыновья Гейхчай-Оглу, находившиеся по торговым делам в горах, на обратном пути в свое селение, встретились с семью Черкесами, которые, увидя торговцев, немедленно приступили к ним и требовали отдать все добровольно, если не хотят быть убитыми. Армавирцы, видя себя окруженными, слезли с лошадей и решились дорого продать свою жизнь. Черкесы думали, что они сдаются и когда двое из них приблизились к Армянам и взялись уже за оружие, один из братьев меткою своею винтовкою убил одного из Черкесов, потом, вынув и — за пояса пистолет, сильно ранил другого; остальные Черкесы, смотря на это, с жаром бросились на Армянина, но он взяв оружие у брата, убил еще двух горцев. Черкесы, видя неустойку, обратились в бегство, оставив на месте тела своих товарищей. Армавирцы, забрав их оружие, одежду и лошадей, возвратились благополучно в Армавир". За проявленную отвагу и стойкость эти черкесо-гаи впоследствии были награждены серебряными медалями. В 1845 г. другие армавирцы, братья Хапач и Хаут Кокчевы, возвращаясь с товарами из-за Лабы, наткнулись на засаду, устроенную десятью горцами. Торговцы не растерялись и первыми напали на противника, зарубив шашками несколько человек. Опешив от неожиданного сопротивления, черкесы были вынуждены отступить, а Кокчевы со своим имуществом, целые и невредимые, вернулись в Армавир. В военный период подобные стычки происходили регулярно и часто стоили жизни многим обитателям аула.

С 1850-х гг. характер военных действий армавирцев резко изменяется: от обороны аула они переходят к ответным набегам против горцев. В это же время отдельные подразделения местной милиции вступают в ряды российских войск, где использовались чаще всего в качестве разведчиков. В Армавире поселяются 20 перебежчиков из племени махошевцев, ушедших от Магомет-Амина. Они стали играть роль проводников, указывая черкесо-гаям пути для набегов. Российская администрация не препятствовала военным экспедициям армавирцев против горцев. Благодаря этому, в набег снаряжались довольно крупные партии всадников численностью в несколько десятков человек. Главной Целью подобных мероприятий был угон скота и реже -похищение людей. Некоторые армавирцы отправлялись в поход, чтобы поквитаться со своими кровными врагами, так как обычай кровомщения сохранялся в этот период у черкесо-гаев в неприкосновенности.

Участие в набеге и вооруженных столкновениях с горцами считались у жителей аула признаками доблести, силы и отваги. Погибшие в бою прославлялись как герои. Подобно представителям адыгской знати, армавирцы не считали чем-то предосудительным удачную кражу скота или другого имущества у соседей. Черкесо-гаи, возвращавшиеся в аул после набега с большой добычей, пользовались всеобщим почетом и уважением. Снисходительное отношение к воровству у горских армян сохранялось на протяжении длительного времени. По свидетельству очевидцев, даже в начале XX в. среди коренных армавирцев господствующим было мнение: "Если сами не имеем и у имущего воруем — не преступление".

Вблизи аула стычки черкесо-гаев с горцами прекращаются к концу 1850-х гг., однако в рядах российских войск многие армавирцы принимали участие в боевых действиях вплоть до окончательного покорения Северо-Западного Кавказа в 1864 г.

В годы Кавказской войны в ауле был создан уникальный рукописный труд — "Биография жителей селения Армавир". Это была своеобразная летопись ранней истории аула. По годам в "Биографию" заносились сведения о заселении аула, о военных стычках армавирцев с горцами, о количестве похищенного обеими сторонами скота и пленных, отмечались имена убитых и раненых черкесо-гаев и т.п. Этот ценный источник хранился в архиве Армавирского волостного правления и вместе с другими документальными материалами погиб в годы Великой Отечественной войны. Однако в 1914 г. "Биография жителей селения Армавир" была тщательно изучена Ф. А. Щербиной, благодаря которому до нас дошли важные сведения о военном периоде истории аула. По его словам, "в течение 25 лет военных распрей между черкесо-гаями и черкесами, последние убили 50 человек первых, ранили 47 человек и взяли в плен 28 душ. Потери горцев... были едва ли меньше, чем у армян".

За свою службу на стороне России многие армавирцы были отмечены орденами, медалями и различными похвальными свидетельствами. В их числе — 12 офицеров, 30 юнкеров и 65 милиционеров, т.е. 107 человек, имевших награды, приблизительно на 360 семей жителей аула. По далеко не полным сведениям, за годы Кавказской войны 53 армавирца были награждены орденами Св. Георгия различных степеней, 5 человек получили орден Св. Анны, 5 человек — Св. Станислава и один — Св. Владимира 4-й степени. Эти ордена являлись наглядным свидетельством боевых заслуг черкесо-гаев. Помимо этого, для армавирских милиционеров были учреждены особые военные награды -серебряные и золотые медали за храбрость и отличия, в большинстве своем на георгиевской ленте. Жители аула получили 108 таких медалей (6 больших и 8 малых золотых, 24 больших и 70 малых серебряных).

В военный период большинство жителей аула занималось земледелием и скотоводством, однако современники главным промыслом армавирцев по-прежнему называли торговлю. Армянские купцы, посещали не только аулы "мирных" горцев, но и те племена, которые не подчинялись России. Путешествия эти были связаны со значительным риском, поскольку попытка сбыть товары по повышенным ценам нередко приводила к конфликтам с черкесами. В горах армавирцев часто грабили, захватывали в плен, а порой и убивали, но это не останавливало купцов, поскольку торговля была очень прибыльна. Адыги нуждались в посредничестве армян и в большинстве случаев вынуждены были идти на неравноценный обмен. Армавирцы поставляли черкесам изделия российской мануфактурной и фабрично-заводской промышленности, а также соль, железо, посуду, "красный" и мелочный товар. Взамен из гор вывозились сырые кожи, овчины, меха, масло, воск, мед, скот и другая сельхозпродукция. С этими товарами армяне приезжали на ярмарки в черноморские и линейные казачьи станицы, в города Екатеринодар, Ставрополь, Нахичевань-на-Дону и др. Здесь же черкесо-гаи вновь запасались всем необходимым для последующей реализации горцам. По сведениям, собранным в 1859 г. чиновником К. Дульветовым, жители аула "торговлю производят как в самом Армавире, так и во многих станицах линейного казачьего войска по Кубани, Лабе, Урупу, а также с соседними аулами ногайскими и черкесскими".

До переселения на Кубань черкесо-гаи активно участвовали в торговле невольниками. После основания Армавира армяне не сразу оставили этот выгодный промысел. С целью перепродажи крепостных-горцев армавирцы посещали русские ярмарки в Ставрополе, Георгиевске и казачьих станицах, договариваясь о сделках с "живым товаром" за пределами меновых дворов. Так, 30 сентября 1844 г. атаман Черноморского казачьего войска Н. Заводовский докладывал начальнику Правого фланга Кавказской линии генералу Ковалевскому о том, что один из черкесо-гаев "привозил в г. Ставрополь на Троицкую ярмарку для продажи 10 человек азиатцев, в числе коих были мужчины и женщины и всех их здесь продал другим азиатцам". В том же году, по постановлению российского правительства, горцам и армянам было запрещено "развозить и продавать несвободных людей как товар". Черкесо-гаи любыми путями старались обойти это распоряжение. После опустошительной эпидемии холеры, обрушившейся на аул в июле-августе 1847 г., армавирцы обратились к властям с просьбой разрешить им продавать своих крестьян на сторону, поскольку, ввиду смерти многих владельцев, их крепостные оказались в руках малолетних или несостоятельных наследников умерших.

Не отменяя действующего положения, в качестве временной меры, атаман Заводовский согласился допустить продажу крепостных за пределы аула на следующих условиях: "продажу производить целыми семьями, не разъединяя их, крестьян христианского вероисповедания совсем не продавать; продавать крестьян только тем, кто имеет на это право по русским законам; продажу магометан за Кубань дозволяется производить с их согласия". Все сделки по торговле людьми должны были осуществляться исключительно с разрешения начальника Правого фланга Кавказской линии. Впоследствии, до окончательной отмены крепостного права, армавирцы могли продавать крестьян только в своей среде.

В военный период торговля начинает развиваться и в самом Армавире. В 1841 г. в центре аула, к югу против строившейся деревянной церкви был возведен первый торговый ряд (ныне -ул. П. Осипенко против армянской Успенской церкви). В 1842 г. в нем насчитывалось 10 лавок, причем из них занято было только 4, а уже через 10 лет количество лавок увеличилось до 40. Здесь продавали "красный" товар (мануфактуру), привозившийся из Ставрополя, и "азиатский", доставляемый из Тифлиса. По указу императора Николая I от 15 августа 1842 г., с целью развития торговли между Кубанью и Лабой, в Армавире были учреждены две ярмарки: весенняя и осенняя.

В 1847 г. главный попечитель кавказских меновых сношений с горцами, учитывая удобное расположение Армавира, предложил перенести сюда Прочноокопский меновой двор. В своей записке попечитель отмечал, что "самое выгодное устройство менового двора необходимо назначить на левой стороне Кубани при армянской деревне в ограде ее на западную сторону, где благоприятствует тому большая отдельная от жительства и безопасная от огня площадь; учрежденные при той деревне ярмарки 1 мая и 1 октября будут споспешествовать развитию правильной торговой промышленности. Русские и армянские купцы, занимающиеся ныне там торговлею, охотно желают иметь вблизи себя меновый двор и готовы на указанных местах при меновом дворе построить собственные лавки для постоянной торговли". В 1849 г. этот план был одобрен начальником Правого фланга Кавказской линии. Однако из-за угрозы горских набегов власти, видимо, так и не решились открыть в ауле меновой двор. Впрочем, в Армавире успешно действовали две годовые ярмарки. В 1851 г. в "Военно-статистическом обозрении Российской империи" сообщалось, что горцы для продажи и обмена привозят в Армянский аул "масло, мед, воск, кожи, черкесски, бурки и проч... в течении 2-х лет, на 19 235 р. 4 к. сереб." В дальнейшем, по военным причинам, армавирские ярмарки были переведены в станицу Прочноокопскую.

Несмотря на военную обстановку, значение Армавира как важного торгового пункта постоянно возрастает. Летом 1862 г. М. И. Венюков писал, что "армянский аул, есть истинный промышленный центр восточного Закубанья, ибо здесь собраны самые предприимчивые торговцы края, частию занимающиеся оптовою покупкой товаров, частию разъезжающие повсюду для мелочной продажи". Под "промышленностью" географ подразумевал торговые промыслы армавирцев.

Количество торговцев в ауле в этот период было относительно невелико. Крупных купцов, "капиталовладельцев", которые ездили на ярмарки в Россию для приобретения оптовых партий товара в 1859 г. в ауле насчитывалось всего 15 человек. Остальные делали закупки на месте, а также в Ставрополе и на других ближайших рынках. Таких коммерсантов в том же году в Армавире имелось до 30 чел. Помимо этого, в ауле проживало несколько человек русских иногородних купцов (в 1859 г. — 6 чел.), которых привлекало удачное месторасположение Армавира. Коренные армавирцы черкесо-гаи были освобождены от налогов за право торговли, а иногородние вносили в общественную казну по 15 руб. серебром в год.

К военному периоду относили начало своей деятельности в Армавире такие известные впоследствии мануфактурные фирмы, как торговые дома братьев Тарасовых, Давыдовых, Каспаровых, Сеферовых и Богарсуковых. Во многом благодаря им, Закубанье постепенно вовлекается в сферу благотворного экономического влияния России, развивается мирная торговля и промыслы горцев.

Торговля не могла обеспечить достаток всех армавирцев, и большинство черкесо-гаев занималось земледелием и скотоводством. В 1848 г. Л. Я. Люлье отмечал, что "немногие из них (армавирцев, — К. С.) благоденствуют; большая же часть бедны и должны пропитывать себя трудами рук своих и потому обратиться к сельскому хозяйству". По указанию генерала Г. Х. Засса жителям аула были отведены обширные земельные угодья по левому берегу Кубани от устья Урупа до Прочно-Окопского моста (6 верст) и вдоль Урупа от Кубани до Синюхинской балки (15-20 верст). Здесь армавирцы выращивали просо, пшеницу, овес, ячмень, рожь и кукурузу. Своим наделом черкесо-гаи пользовались "сообща, без разделений на участки, по взаимному между собою соглашению или жребию". По мнению Л. А. Погосяна, это предполагало совместный выход в поле нескольких семейств, которые по очереди помогали друг другу выполнять все полевые работы. Скорее всего, речь здесь идет о широко распространенном среди горцев Северного Кавказа принципе взаимопомощи при обработке земли. В случае недостаточного количества сельскохозяйственных орудий и тяглового скота жители поселения объединялись в артели, которые вспахивали и засевали весь надел общины. Подобная ситуация наблюдалась и в Армавире. По данным за 1859 г., ежегодно из аула выходило в поле до 150 плугов, в то время как количество местных жителей, даже без учета крепостных, составляло 409 семейств. В случае нехватки сельскохозяйственных орудий армавирцы должны были помогать друг другу при весенней пахоте.

В историографии можно встретить мнение о незначительной роли земледелия в занятиях черкесо-гаев и даже о пренебрежительном отношении к нему жителей аула. Вероятно, это связано с тем, что армавирцы широко эксплуатировали труд крепостных горцев. При этом многие владельцы, убежденные в своих "узденских" правах, считали работу в поле недостойной для дворянина. Как известно, презрительное отношение к физическому труду было господствующим в среде адыгской знати. Следует признать, что главным источником доходов армавирцев оставалась торговля, а земледелием, по свидетельству современников, жители аула занимались "только для своего продовольствия".

Наряду с торговлей и земледелием в жизни черкесо-гаев большое место занимало скотоводство. При переселении на Кубань армяне привели с собой табуны лошадей, стада крупного и мелкого рогатого скота. В районе Армавира имелись обширные угодья для выпаса домашних животных. Однако существенным неудобством этой местности был недостаток водных источников. Земельный надел Армавира представлял собой ветреную сухую степь, по краям которой протекали реки Кубань и Уруп. Других водных ресурсов не было. В 1859 г. К. Дульветов отмечал, что "отправляясь на полевые работы, они (армавирцы, — К. С.) возят с собой воду в бочках за 10 и 15 верст от аула; это самое обстоятельство вынуждает армавирцев держать свои табуны и большую половину овец на чужих землях и преимущественно в Нижне-Кубанском приставстве". Еще одним значительным препятствием для развития скотоводства в первые два десятилетия существования аула была напряженная военная обстановка. По словам И. Иванова, "Армавирцы преимущественно занимаются размножением буйволов; а по переселении с гор, завели было у себя огромные табуны лошадей, но старание их в этом случае уничтожено Адыгскими наездниками, которые в два свои набега угнали, всех почти Армавирских лошадей". Из-за постоянной военной угрозы в этот период армавирцы не оставляли ночью скот пастись в степи, а загоняли его за ограду аула. При нормализации обстановки в округе Армавира армяне быстро компенсировали свои потери от набегов черкесов. Уже в 1851 г. в ауле насчитывалось до 1000 лошадей, 25000 овец и около 6000 штук крупного рогатого скота. Армавирцы не только покупали скот, но и угоняли его у горцев в ходе военных экспедиций. По данным Ф. А. Щербины, в период боевых действий жители аула похитили у горцев 1275 лошадей, 930 голов крупного рогатого скота и 7870 овец.

О большом значении в жизни черкесо-гаев животноводства свидетельствуют и материалы этнографии. В военный период истории Армавира в рационе коренных жителей аула преобладали главным образом мяскые (отварная и прокопченная на зиму баранина, говядина, комина) и молочные (кислое молоко, сыры, творог, молочные супи на пшеничной или кукурузной муке) продукты. Впрочем, разведение скота и, прежде всего, лошадей в это время еще не приобрело широкого размаха. В обследовании аула за 1859 г. сообщалось, что "владельцев значительных табунов между армавирцами нет самое большое число лошадей у немногих только хозяев доходит or 100 до 125". Всего в этом году в Армавире насчитывалось 1500 лошадей, 15000 овец, 5200 голов крупного рогатого скота и 520 буйволов. На исходе Кавказской войны, в связи с прекращением горских набегов, намечается интенсивное развитие скотоводческого промысла черкесо-гаев. По данным от 27 июня 1864 г., в Армавире уже имелось 40 частных конских табунов, насчитывавший 132 заводских жеребца и 2105 маток. Крупнейшими местными коннозаводчиками были: Урусбей Давыдов (9 жеребцов г. 150 маток), прапорщик Борис Кусиков (10 жеребцов и 140 маток), есаул Мисоус Чентомиров (8 жеребцов и 120 маток), Нохупс Сириров (6 жеребцов и 120 маток), Емельян Твонов (5 жеребцов и IVI матки) и Саркис Тарасов (6 жеребцов и 95 маток). В военный период черкесо-гаи выращивали скот в основном для собственных нужд, а также для его реализации на местном рынке. Наибольшее развитие животноводства приходится на пореформенное время.

Черкесо-гаи вышли из гор вместе со своими крепостными крестьянами, будучи твердо убежденными в своих дворянских правах. По словам Ф. Щербины, армавирцы в официальных ходатайствах причисляли себя к узденям 1 степени". Действительно, как уже указывалось выше, проживая в Черкесии, армяне обладали многими привилегиями, присущими знатному сословию адыгов. Однако ряд обстоятельств не позволяет отнести армавирцев к высшей категории горского дворянства. С момента основания аула его первопоселенцы пользовались своим земельным наделом "сообща", то есть на общинном праве, а у первостепенных черкесских уорков земли находились в наследственном фамильном, семейном или индивидуальном владении. Земледелие, которым столь широко занимались армавирцы, в горах являлось уделом только крестьян. Армяне вели оживленную торговлю, тогда как это было бы оскорбительным для черкесского дворянина, не отдавали своих детей на воспитание аталыку, в то время как это было обязательным для адыгской знати. Болышинство армавирцев не могло относиться к сословию высших уорков, число которых в каждом черкесском племени было весьма ограничено и состояло из нескольких фамилий тлекотлешей и деженуго. Проживая в горах, армяне составляли особую этно-профессиональную группу, обладавшую некоторыми дворянскими привилегиями, но, в силу ряда особенностей, стоявшую вне социальной иерархии адыгского общества. Переселившись в Армавир, черкесо-гаи попытались укрепить за собой статус высшего сословия, заявляя о своих "узденских" правах.

Сам термин "уздень" был чужд адыгам и употреблялся по преимуществу в официальных документах российской администрации. Между тем, званием узденей часто пользовались многочисленные черкесские уорки, желавшие представить себя в глазах военной администрации более знатными, чем они были в действительности. Мнение Ф. А. Щербины о принадлежности большинства армавирцев к сословию "узденей 1 степени", скорее всего, свидетельствует об их стремлении получить определенные дворянские привилегии. Жителям аула, связанным с черкесскими князьями аталыческими и куначескими узам, нетрудно было представить свидетельства о своем "узденском" положении среди адыгов, тем более что эти свидетельства горских князей ни к чему не обязывали.

Ко справедливому замечанию Л. А. Погосяна, большинство армавирцев, несмотря на их дворянские притязания, являлись фактически свободными крестьянами-общинниками, в числе которых, наряду с богатыми торговцами и скотовладельцами, было немало бедных и неимущих земледельцев. В военный период правовое положение жителей аула было неопределенным, и только в пореформенное время за ними официально закрепляется статус государственных крестьян.

Армавирцы неоднократно ходатайствовали перед российской администрацией о даровании им привилегий горского дворянства и о наделении правами, которые имело население самоуправляющихся армянских колоний на юге страны. Так, в мае 1857 г. в прошении на имя Кавказского наместника князя А. И. Барятинского жители аула писали: "Преклоняя верноподданически головы к ногам Вашего Сиятельства, — мы просим милости о даровании нам прав, служащих здесь горских узденей, свойственных настоящему быту нашему, на том основании, как мы уже временно и сравнены с ними в довольствиях и царских наградах на службе, а когда минет надобность в призвании нас к делам военным — то обличить нас в правах Армян Астраханских или Нахичеванских, также вышедших подобно нам из гор". Настойчивые ходатайства черкесо-гаев не остались без внимания местных властей. В 1858 г., по инициативе командующего войсками Правого крыла Кавказской линии Г. И. Филипсона, был составлен проект об обращении Армавира в город.

Целями этой реформы являлись: упорядочение правового статуса жителей аула, привлечение в новый город остававшихся еще в горах армян и греков, а также развитие в регионе торговли и промышленности.

В соответствии с данным проектом, все коренные армавирцы причислялись к городским мещанам, желающие могли записываться купцами 1,2 и 3-й гильдий. За армавирцами, находящимися на службе в милиции, закреплялись права горских узденей. На срок до 25 лет местным жителям разрешалось оставлять в своем владении крепостных крестьян. По городовому проекту армавирцы могли иметь собственный гражданский суд, "по своим правам и обычаям", а также получали другие льготы и привилегии.

В феврале 1859 г. Г. И. Филипсон командировал в Армавир чиновника по особым поручениям К. Дульветова, который должен был собрать подробные сведения об ауле и его жителях, необходимые для разработки условий городовой реформы. Побывав в ауле, К. Дульветов свидетельствовал, что "по общему убеждению нынешних Армавирцев, все собратья их, остающиеся еще в горах, немедленно присоединятся к ним, как только дойдет к ним, что Армавир получил постоянные и определенные права". Порученец Г. И. Филипсона не находил серьезных препятствий для преобразования Армавира в город, обещая ему быстрый рост и благотворное влияние на развитие торговли и промышленности в регионе.

Однако данный проект так и не был реализован. Высшие кавказские власти выступили против наделения армавирцев особыми правами и привилегиями. В послании князя А. И. Барятинского генералу Г. И. Филипсону от 20 ноября 1859 г. сообщалось, что цель правительства состоит в том, чтобы постепенно уравнять городских и сельских армян "в отправлении государственных повинностей с прочими российскими подданными, с коими они пользуются одинаковыми выгодами". В это время армянские колонии в России уже лишались своих прежних прав, и власти не планировали наделять особым статусом новые общины армян.

Тем не менее, проект преобразования Армавира в город свидетельствует о том, что местная военная администрация отводила черкесо-гаям важную роль в деле экономического освоения Закубанья.

Несмотря на то, что планы командующего Правым крылом Кавказской линии не были осуществлены, армавирцам удалось получить некоторые льготы в правовом отношении. Как уже отмечалось выше, в 1853 г. закубанские армяне были причислены к "почетным горским племенам", что давало определенные привилегии армавирцам, находящимся на военной службе. В отношении с адыгами и ногайцами черкесо-гаи пользовались правами первостепенных уорков, "по понятиям, вынесенным из гор". За жителями аула было также признано право на владение крепостными крестьянами "на общем, допущенном для всех горцев основании, по их обычаям".

По сведениям Ф. А. Щербины, большинство черкесо-гаев переселилось в Армавир вместе со своими "рабами", количество которых первоначально составляло 247 семей или около 1000 душ обоего пола. Эта цифра мне представляется несколько завышенной. В ведомости об ауле, составленной генералом Г. Х. Зассом в сентябре 1842 г., отмечалось, что в собственности армян находится 547 холопов (277 мужчин и 270 женщин). К. Дульветов в 1859 г. насчитывал в ауле 753 чел. крепостных. По его словам, "крестьяне эти составляют и ныне главное богатство Армавирцев и чрезвычайно дороги; так например за семейство платят от тысячи до полуторы тысячи рублей, за одну девку платят от четырех до шести сот руб. сереб.".

Крепостные армавирцев обладали некоторыми правами. Владелец был обязан предоставить своему работнику жилище, а во время весенней пахоты и сева — семена и пару волов, к которым тот прибавлял столько же собственных и после этого выходил в поле. Крестьянин трудился на своего хозяина только в определенное урочное время и отдавал ему половину от собранного урожая. Из числа свободных жителей аула крепостные выбирали особых "покровителей", при посредничестве которых могли жаловаться местным старейшинам на произвол и несправедливое отношение владельцев. Как свидетельствовали современники, "такого мудрого распоряжения в Кавказских горах не существует; там ясырь не смеет жаловаться на своего владетеля, а тем более судиться с ним". Неженатому крепостному хозяин должен был купить приглянувшуюся тому невесту, за что обычно уплачивалось 400-600 руб. Продажа крестьян осуществлялась только с их собственного согласия и при этом не допускалось разлучать членов одной семьи. Во время полевых работ владелец находился рядом со своими крестьянами для защиты их от "хищнических" нападений горцев. И. Иванов отмечал: "Бежать с поля боя, притом в полном вооружении считается у армавирцев величайшим стыдом. Они пренебрегают такими людьми и исключают из своей среды". В положении армавирских крепостных было много патриархальных черт, свидетельствующих о пережитках родового быта. По меткому наблюдению К. Дульветова, "крестьяне у Армавирцев скорее составляют младших членов семейства, нежели рабов, исполняя все полевые работы наравне со своими владельцами и не отличаясь от них резко ни в чем: язык, понятия, образ жизни -одинаковы". Все армавирские крепостные являлись горцами-мусульманами. Они имели в ауле собственную мечеть и служившего здесь муллу, которому выплачивали десятину с остающейся после расчета с владельцем части урожая.

По данным за 1859 г., в Армавире проживали также 26 семейств или 141 чел. свободных горцев. В основном, это были покинувшие Черкесию беглые крестьяне, обосновавшиеся в ауле в качестве гостей. Как правило, они являлись давними знакомыми и кунаками армян которые, следуя нерушимому обычаю гостеприимства, предоставили им в Армавире приют. Выходцы из гор своих плановых мест и домов в ауле не имели, проживая, скорее всего, в кунацких, которые были в каждом дворе коренных армавирцев. Гости помогали своим хозяевам в различных работах, "сами занимаясь по мере средств своих земледелием".

В военный период в ауле появляются первые русские поселенцы. К концу 1850-х гг. в Армавире насчитывалось 16 иногородних жителей, в том числе — 6 торговцев и один учитель русского языка в местной мужской школе.

Таким образом, уже на ранней стадии существования аула можно констатировать определенную неоднородность этносоциального состава местного населения, состоявшего из нескольких групп жителей: коренных армавирцев черкесо-гаев; подневольного сословия крепостных крестьян-горцев; свободных черкесов, находящихся в Армавире в качестве гостей и русских иногородних поселенцев. В этой среде начинают складываться традиции межнациональных добрососедских отношений, во многом определявшие специфику последующей истории Армавира.

Внутренний уклад жизни и система самоуправления в ауле в военный период отличались патриархальностью и базировались на обычном праве. Исполнительную и судебную власть осуществлял особый коллегиальный орган "тхамада" ("тамада"), состоящий из старейшин, избираемых из числа самых уважаемых армавирцев сроком на 3 года. По данным К. Дульветова, в "тхамаду" входили 6 человек, а по словам Ф. А. Щербины, — 4 лица, по одному от каждого квартала Армавира. В своей деятельности члены "тхамады" руководствовались неписаными горскими обычаями -адатами, а также "прошлыми примерами и здравым рассудком". Во время судебных разбирательств все доказательства и аргументы сторон должны были подкрепляться присягой, которую приносили не только истец и ответчик, но нередко и их родственники, порой, даже не имевшие представления о сути тяжбы. Этот обычай ярко свидетельствует о сохранявшихся в Армавире законах родового быта, вынесенных черкесо-гаями из гор. Авторитет армавирских старейшин был настолько велик, что к их суду иногда обращались даже жители соседних аулов.

Высшим органом управления считалось общее собрание всех мужчин-домохозяев Армавира, на котором решались важнейшие вопросы внутренней жизни аула, а также избирались члены "тхамады". На сходы армавирцев созывали специальные лица, которых называли "гоу" (крикуны). Такие глашатаи избирались по одному от каждого из четырех кварталов Армавира. По сведениям К. Дульветова, "обязанность их (крикунов, — К. С.) состоит в объявлении распоряжений начальства и различных приказаний местного Пристава по аулу, в соблюдении очередей при назначении ночных караулов, секретов, посылка нарочных и прочее". По некоторым данным, аульские глашатаи исполняли также полицейские функции.

Представителем правительственной власти в Армавире являлся пристав закубанских армян. Он играл роль посредника в отношениях между жителями аула и кавказской линейной администрацией, доносил до сведения армавирцев официальные постановления, урегулировал вопросы, связанные со служебными обязанностями черкесо-гаев. Командующий Правым флангом Кавказской линии регулярно получал от пристава отчеты о важнейших событиях в жизни аула. Пристав закубанских армян являлся своего рода российским начальником Армавира, выполняя, прежде всего, контрольные функции.

В военный период жители аула сохраняли заимствованные у адыгов основные элементы их традиционной культуры. К. Дульветов в 1859 г. отмечал, что армавирцы "сохранили все обычаи, нравы, понятия, язык, костюм и пищу горцев, среди которых они прежде жили и с которыми они и после находились в постоянных сношениях".

От черкесов закубанские армяне отличались только своим этническим самосознанием, религией и обширным торговым промыслом. Такие обычаи, как кровная месть, уплата калыма, умыкание невест, а также колдовство и знахарство в Армавире стали объектом резкого осуждения христианской церковью. Однако, несмотря на свою религиозность, большинство жителей аула не спешили порывать с привычными вековыми устоями и принципами.

С момента основания в Армавире формируется важный духовный очаг черкесо-гаев. Весной 1840 г. в центре аула начинается сооружение деревянной церкви. Г. Х. Засс распорядился, чтобы храм покоился на каменном фундаменте и был покрыт железной крышей. По прошению генерала, императорское правительство выделило на постройку ссуду в размере 2000 руб. серебром. Однако в 1842 г. неоконченная церковь сгорела. Проект нового каменного храма, автором которого являлся архитектор Фарафонтьев, был Высочайше утвержден 16 ноября 1844 г. В композиции и в элементах убранства церкви нашли выражение стилистические черты русской архитектуры середины XIX в., что характерно для многих культовых построек, возведенных в армянских кварталах различных городов юга России. Из-за ошибок, допущенных при расчетах, и трудности доставки кирпича из Ставрополя, сооружение храма затянулось. В это время богослужения совершались в армяно-григорианском молитвенном доме. Судя по обмерному чертежу, составленному 20 октября 1855 г., поднятое до карнизов здание церкви стало разрушаться. В 1857 г. в проект храма были внесены изменения. В интерьере главного зала появились четыре колонны, воспринимавшие тяжесть большепролетного купола, иные пропорции обрела звонница колокольни. 25 августа 1861 г. кирпичная армяно-григорианская церковь была торжественно освящена Астраханским архиепископом Матевосом и получила название Сурб Аствацацин (Святой Богородицы). Храм окружала приземистая каменная стена с бойницами и мощными оборонительными бастионами, предназначенная для отражения внезапных набегов горцев. Эта церковь, известная также под именем Успенской, сохранилась до наших дней и действует по ул. Кирова № 7.

Одной из главных задач первопоселенцев аула стало развитие образования, которое являлось важным условием их интеграции в единое общероссийское культурное пространство и, вместе с тем, — залогом возрождения утраченного армянского языка и национальных традиций. Первое в Армавире армянское церковноприходское училище для мальчиков было открыто на средства пятигорского (по другим сведениям, моздокского) купца Давида Улуханова 19 сентября 1848 г. В 1849 г. здесь числился 61 ученик и 3 преподавателя, в 1855 г. — 82 ученика, а в 1859 г. — уже 120 школьников, при том же количестве учителей. В 1855 г. Армавирское мужское училище являлось крупнейшим среди всех начальных школ Кавказского учебного округа.

По данным за 1859 г., основными предметами в училище были русский и армянский языки, арифметика и армяно-григорианский закон Божий. Многие благотворители-армяне проявляли пристальное внимание к нуждам аульской школы. Неизменное покровительство ей оказывал "крестный отец" Армавира Петрос Патканян; местный священник Илья Тер-Осипов Давыдов обязался работать в училище бесплатно; нахичеванский купец Семен Аладжалов подарил в 1849 г. неимущим школьникам 20 армянских учебников. Эти примеры свидетельствуют о налаживании черкесо-гаями прочных связей с армянской диаспорой юга России.

Таким образом, в военный период были заложены основы последующего экономического и культурного развития Армавира. Жители аула проявили себя верными союзниками России и приняли на себя функцию торговых посредников в отношениях с закубанскими горцами. Военная администрация отводила аулу важную роль в дальнейшем экономическом и хозяйственном освоении региона. В Армавире начинается взаимодействие горских, армянских и русских традиций, закладываются основы межнационального общения. Окончание Кавказской войны открывает перед Армавиром новые перспективы развития.