Мой спорт

Рассказы для армавирских детей 1960-1970 гг.

Владимир Шнайдер

Я неспортивный человек. Это надо признать.

В детстве я был уверен, что главное это труд. Все так считали, все меня в этом убеждали, и мне стало казаться, что главное – это захотеть. Захочешь и всё. Все двери перед тобой откроются, и все достижения тебе покорятся. Ну, конечно, для этого надо много трудиться, так сказать, работать над собой, но это уже вторично. Главное было захотеть.

Помимо множества творческих и развивающих кружков, родители стремились привить мне любовь к спорту. Первой попыткой было плавание. Сегодня я думаю, что это решение, как и все первые решения (чаще всего), было самым правильным. Всё-таки им стоило настоять и заставить меня ходить на эту секцию. Из всех последующих спортивных попыток, на мой взгляд, именно эта имела наибольшие перспективы. Сегодня мне понятно, что мои физические данные, разумеется, в соответствующем спорту возрасте, наиболее соответствовали именно плаванию.

На городском стадионе ГОРОНО (ныне «Юность») в те времена было три открытых бассейна. Где занимались юные пловцы в холодное время года, я до сих пор не знаю. Один бассейн был плавательным: с дорожками, трибунами и т.п. Второй был прыжковым. Он был очень глубоким, рядом с ним и над ним возвышалась вышка с трамплинами и выдвинутыми над водой площадками для прыжков в воду. Далее располагался «лягушатник» - бассейн для самых маленьких.

Перед забором, отгораживающим бассейны от стадиона, была высажена аллея пирамидальных тополей. Уже тогда они были необычайно высоки. Они запомнились мне покрытыми густо зеленой листвой. Их верхушки мерно раскачивались на фоне синего летнего неба, а листва словно переливалась под ветром.

Я посетил секцию по плаванию два раза. Мне было лет семь. Плавать я не умел, потому первая задача тренера была очевидной. Держаться на воде учили с помощью пенопластовых дощечек. Они казались мне очень ненадежным спасательным средством, и я откровенно трусил.

С самого детства у меня сложился стереотип тренера, как человека несколько грубоватого и громко разговаривающего в повелительном тоне, что было следствием первого признака. Индивидуальный подход и внимательное отношение к некоторым юным спортсменам, которые, можно сказать, впервые в жизни оторвались от мамы на два или три часа, не входили в набор их методик.

Вода, изрядно хлорированная в гигиенических целях, заливалась мне в нос, в результате чего неприятно саднило где-то почти в горле. От бортика оторваться было страшно, а если это и получалось, то дрейф на пенопластовой дощечке не доставлял никакого удовольствия. Короче говоря, я сходил ещё раз и бросил это дело. Я не помню, чтобы я устраивал какие-нибудь истерики, но очевидно у меня был такой несчастный вид, что мать приняла решение больше не издеваться над ребенком. Так плавание закончилось.

Следующая попытка заняться спортом связана с футболом. Удивительно как мало я помню из целого года посещения этой секции. Я не помню, как туда пришел, каким было моё первое занятие, и даже с кем из ребят я занимался. В сущности, можно воспроизвести только две картинки: первая – мы играем в футбол на козьем поле, и вторая – мы переодеваемся на тренировку в ДК Желдормаш, куда нас перевели на время морозов. Мне нравился футбол, у меня неплохо получалось, но физически я был недостаточно вынослив. Наверное, тогда я впервые почувствовал боль в боку от длительного бега. Но в отличие от всех остальных моих попыток и посещенных спортивных секций, в этот раз я запомнил тренера. Я до сих пор помню его лицо и даже то, как его звали. Он был хорошим человеком. Потом он, кажется, некоторое время даже тренировал городскую взрослую команду.

Я ушел из футбольной секции по настоянию родителей, с одной стороны, и нажимом школы – с другой. Родители считали, что я стал отставать в учебе, а завуч не унималась в попытках заставить меня посещать хор или танцевальный кружок в ДК АПЗ, «как все из нашей школы». Короче, я бросил футбол, но, кажется, особенно не сожалел.

Следующую свою попытку стать спортсменом я помню очень хорошо. Она была наиболее ошибочной в выборе вида спорта. Прежде чем о ней рассказать, нужно сделать небольшое отступление.

К тому времени мне исполнилось уже 13 лет. Критический возраст для созревающего юноши, ищущего самоутверждения через физическое превосходство. Тот, кто искал его через что-то иное, например, через интеллект, выглядел отщепенцем и «додиком». Если сочеталось физическое и умственное превосходство, то это был идеальный коктейль, но сила была на первом месте с явным отрывом.

Мы взрослели не в те времена, когда можно было увидеть фильмы с Брюсом Ли. Нашим кумиром был Толгат Нигматулин. А в более ранний период нас очаровал японский фильм «Гений дзюдо». Суть этого фильма заключалась в том, чтобы показать, что этот вид единоборства круче всех остальных. Главный герой там побеждал всех подряд с помощью своих приемов.

В описании культовых фигур и явлений той поры я намеренно использовал множественное число, говоря «мы» или «нас» вместо «я» или «меня». Начинался период стайности. Стая подростков генерировала свой мир, преломляя его через призму собственных целей и ценностей. И внутри этой стаи рождались легенды, а легенды рождали план действий. Например, одно время была весьма популярна такая история: один спортсмен (всё же, наверное, каратист) попал под суд. И когда его уже отправили на зону, к нему в вагоне-телятнике начали приставать урки. А он подошел к стене вагона и кулаком пробил её насквозь. Это впечатляло. Но самое главное, была известна методика того, как он добился такого результата. Почему-то мы были убеждены, что в этом деле главной была не физическая сила, а нечувствительность к боли костяшек кулака. Этому мы уделяли особое внимание, разумеется, руководствуясь способом легендарного героя из зак-вагона. А он, по слухам, начинал так: повесил на стену годовую подписку газет и долбил её кулаками что есть силы каждый день. И каждый день отрывал по одному листочку. Таким способом, уже через год, он смог дубасить и крушить стены голой рукой.
Разумеется, что вскоре такая же подшивка газет появилась и у меня на стене. Не помню точно, но вряд ли я сорвал даже половину листов до того, как мне это наскучило. И тут вспомнился «Гений дзюдо». Благо, что соответствующая секция в городе была.

Я и один мой одноклассник узнали, что дзюдоисты занимаются в Доме офицеров. Помню, как мы заглядывали через приоткрытую дверь на тренировку спортсменов, часть которых была в белых кимоно. Тренером оказался южных кровей брюнет средних лет. Он критически осмотрел нас (и я его понимаю), но записал. Так я стал дзюдоистом.

В итоге, можно сказать, что мне понравилось в дзюдо всё, кроме самой борьбы. У меня была коричневая спортивная сумка с изображением олимпийского мишки. Кимоно у меня не было. Его заменяла какая-то плотная и просторная рубашка в ансамбле с обычными трениками. До Дома офицеров нужно было ехать с пересадкой в районе «Романтики» с троллейбуса №1 на автобус 2-го маршрута. До начала тренировки мы сидели в холле ДО на первом этаже и рассказывали всякие истории. Именно тогда я впервые заметил, что у меня получается привлекать внимание слушателей. Сюжеты моих рассказов были самыми разными: от фантастики, которой я в тот момент не на шутку увлёкся, до политики американского президента Джимми Картера. Потом, к сожалению, нужно было идти на тренировку. Физические нагрузки не казались мне большими или, тем более, нестерпимыми, но борец из меня выходил так себе. Когда я балансировал на грани весовой категории до 54 килограммов, там ещё были какие-то шансы, но начиная с 57 кг ловить уже было нечего. Строго говоря, от борца дзюдо у меня не было ничего. Высокая доля мышечной массы в сочетании с приземистостью и цепкостью – это всё не про меня. В итоге, на соревнования меня так ни разу и не взяли. Тем более, у меня не было кимоно. Но при всём при этом, в секции надо мной никто не потешался. Тренер относился ко мне и подобным мне статистам с пониманием и как-то доброжелательно равнодушно. Про ребят, кстати, я тоже не могу ничего плохого вспомнить. Всё это сыграло свою роль: из дзюдо я уходить не хотел. Однако летом случилось непредвиденное. В августе я попал в больницу с болезнью Боткина. Так называли одну из разновидностей инфекционного гепатита. В итоге я получил освобождение от физических нагрузок на год, а также курс каких-то уколов, от которых меня разнесло до 75 килограммов. Вдобавок к этому, впереди маячили старшие классы и необходимость уделять больше внимания учебе, улучшать средний балл аттестата, короче, готовиться к поступлению в вуз. Со спортом пришлось распрощаться. И в этот раз уже навсегда.

Недавно я проезжал мимо стадиона, с той стороны, где находятся бассейны. Трибуны, некогда отгораживающие этот плавательный комплекс от улицы, снесли и заменили решетчатым забором. Теперь можно всё рассмотреть, не заходя внутрь.

На месте лягушатника, ещё в 70-е годы выстроили крытый бассейн, а в 90-е его почему-то залили бетоном и превратили в спортзал. Прыжковую вышку спилили, а сам бассейн давным-давно не заполняли. Облупившиеся стенки, бортики и прыжковые тумбочки плавательного бассейна, похоже, тоже не первый год соприкасаются с водой только во время дождя.

А тополя всё так же упираются верхушками в глубокое синее небо. Наверное, если подойти к ним вплотную и посмотреть на их верхушки так чтобы видеть только листву и небо, а потом плотно-плотно заткнуть пальцами уши, то между ударами сердца можно будет услышать оживленные детские крики, плеск воды и резкие свистки грубоватого тренера по плаванию.

Вернуться к списку рассказов