Лайба

Рассказы для армавирских детей 1960-1970 гг.

Владимир Шнайдер

Я сидел на детском велосипеде, левую ногу поставив на педаль, а правой упершись в бордюр. До земли я не доставал. И это не было бы такой уж проблемой, если бы отец накануне не сделал из трехколесного велосипеда двухколесный, решив, что мне уже пора учиться ездить всерьез. Мне было пять лет.

Ещё вчера мой любимый велосипедик уверенно стоял на земле. У него были довольно большие колеса со спицами и полностью литыми резиновыми шинами. И их было три. Но это была такая конструкция, которая предусматривала переделку под два колеса, и отец решил – пора …

Я стоял у бордюра в нерешительности, потом оттолкнулся, и вихляя рулем из стороны в сторону, как-то проехал несколько метров. Такой была моя первая поездка на двух колесах.

Тот велосипед не слишком мне запомнился, наверное, потому что самые яркие впечатления были связаны с другим. Вообще, в те времена эволюционная лестница велосипедов включала три основных звена: «Школьник», «Орленок» и взрослый. Как назывались модели взрослых велосипедов, мало кто интересовался. Культовой моделью поколения был «Орленок». Своими размерами он соответствовал подростковому возрасту, то есть он был маневренным и удобным, а его двигателями были почти неограниченные физические возможности юных наездников, выжимавших из этой конструкции все, что только можно. Но у меня не было ни «Школьника», ни «Орленка». Первый я как-то быстро перерос, а второй мой велосипед назывался «Спартак». В сущности, он был таким же как «Орленок».

Никакой автомобиль сегодня не может сравниться со счастьем обладания велосипедом в детстве. Несмотря на простоту конструкции, велосипед требовал технического обслуживания, и там было немало хитростей. Особое внимание уделялось колесам. Высоко ценилось мастерство выправления «восьмерок». Когда вдруг обод при езде начинал ходить из стороны в сторону, это и называлось «восьмеркой». Вызывали восхищение те мастера, кто знал, как надо усиливать или ослаблять натяжение спиц, чтобы это исправить.

Для многих технических процедур велосипед переворачивали и ставили на руль и сидение. И если говорить о колесах, то они должны быть настолько отрегулированы, чтобы в таком положении золотник опускался сам собой до самой нижней точки. Впрочем, золотником эту часть камеры редко называли, обычно просто ниппелем, что было не совсем верно, но как уж было.

Гаечные ключи, из которых выделялся универсальный – «велосипедный», колпачки, катафоты, камеры, ниппеля и резиновый клей представляли собой некий антураж велосипедной жизни, и зачастую служили для множества вещей, прямо не связанных с велосипедом.

Но всё же самым главным в велосипеде была скорость и чувство свободы. Мы днями гоняли по пыльным и совершенно пустынным дорогам, пролегавшим меж кварталов частных домов. Там и сегодня движение не очень интенсивное, а в те времена, казалось, что они были созданы исключительно для нас – «королей трассы». Никто не носил никаких шлемов, наколенников или чего-либо подобного. Сланцы, синие трико и ситцевая рубашка с коротким рукавом – вот самая распространенная форма юного велосипедиста 70-х годов. В результате колени и локти всегда были покрыты коричневой корочкой заживающих ссадин и чесались. Главным антисептиком был подорожник.

На велосипеде можно было ездить вдвоем: один на сидении, другой на раме или на багажнике. Рамой называлась перекладина, соединявшая ту часть конструкции, к которой крепилось сидение, с той, к которой крепился руль. Собственно, это была только часть рамы, но кого это волновало. Деталь эта была важная и в чем-то даже показательная. Кроме конструктивного и утилитарного – на ней можно было возить пассажиров – она обладала ещё и гендерным признаком. Отсутствие рамы свидетельствовало, что это дамский велосипед. Нам казалось, что в этом есть что-то унизительное для велосипеда, и настоящий пацан никогда на такой не сел бы. А ещё был такой способ езды, который назывался «под раму». Он применялся в отношении к взрослому велосипеду, когда на нем пытался прокатиться не такой уж взрослый наездник. В этом случае невозможно было сидеть, приходилось изворачиваться под верхней перекладиной и дотягиваться ногой до правой педали. Мне это не нравилось.

Особым шиком были езда без рук, езда на багажнике в одиночку, инерционный разворот (сегодня у автомобилистов он называется полицейским), резкое торможение до длинных черных полос на асфальте, низкие виражи, прыжки с подергивание руля, отрывание от земли переднего колеса …

Но самое главное! Самое главное, что не каждому велосипеду суждено было стать лайбой. Я понятия не имею, откуда взялось это название, но в нем есть что-то завораживающе залихватское. Лайба! Только вслушайтесь в это слово. И на что мы молимся сегодня? «Инфинити» – название, более подходящее для косметики; «Лексус» – слишком похоже на «уксус», эдакий уксус класса «люкс»; «Ниссан» – тут я не определился: то ли средство от насморка, то ли от недержания мочи; «Шевроле» – это какая-то довольно глупая настольная игра для всей семьи; «Пежо» – тут даже комментировать не стоит; «Порш» – это вообще гнусное слово. А в начале всего стояла ЛАЙ-БА!!! Рядом с этим словом могут ужиться только «Мерседес», «Майбах» и «Феррари», да и то только потому, что не хочется совсем уж лишать себя иллюзий. Я считаю, что единственные взрослые, до конца честные перед собой, это байкеры. Вот они, действительно, променяли лайбы на нечто стоящее.

Велосипед превращался в лайбу, разумеется, не сам по себе. Наиболее важным в этой эволюции был козырный руль. Самым простым было выгнуть уже имеющийся. Признаться, я пошел по этому компромиссному пути. Ручки разгибались в стороны так, чтобы в итоге они оказались в одной плоскости. Затем руль выворачивался, и они поднимались на максимальную высоту. Но это были полумеры. Ярые фанаты козырных рулей гнули их из труб. Такие рули были по-настоящему высокими, настолько высокими, что их уже можно было держать вытянутыми руками. Улавливаете сходство? И никаких «Беспечных ездоков» мы тогда и в глаза не видели. В этом было что-то идущее от естества скорости и свободы, пусть даже единственным двигателем был только наш подростковый организм.

Потом лайбу украшали катафотами. Ворд подчеркивает это слово красным, так как не знает его. Сейчас используется термин «светоотражатель». Фу-у-у-у-у! Катафоты – вот культовая вещь поколения.

Иногда на лайбы устанавливали трещётки. Прикрепляя пластину из какого-нибудь упругого материала таким образом, чтобы спицы заднего колеса при езде слегка касались её. При этом издавался характерный для этого материала треск, что создавало иллюзию звука мотора.

Лайбы украшались изолентой. Здесь не было каких-то правил. Иногда ей обматывался козырный руль, сделанный из обычной ржавой трубы, иногда часть рамы. Особым искусством было специальное плетение между спицами. Не помню точно, какие именно материалы при этом использовались, но колесо иногда полностью теряло свою, так сказать, прозрачность. Кроме того, что это было красиво, считалось, что так уменьшается сопротивление воздуха при движении, и улучшаются ходовые качества лайбы. А это, кстати, было предметом особой заботы. Чаще всего лайбу пытались облегчить. Для этого снимали багажник, лишали себя сумочки с ключами и откручивали крылья. Самые последовательные из нас даже откручивали сидения.

Удивительно, но многие из наших «усовершенствований» я сегодня узнаю в конструкциях мотоциклов и специальных моделей велосипедов. Наверное, те, кто их ввел в промышленное производство, в детстве тоже делали из велосипедов лайбы.

Велосипеды воровали. Все знали, что чаще всего это происходит возле магазинов, когда владелец велосипеда легкомысленно бросал его перед входом, и входил внутрь. Пока горе-велосипедист выбирал себе какой-нибудь рогалик, шоколадку «Сказки Пушкина» или по поручению бабушки покупал бутылку молока, злоумышленник выходил из своего укрытия, как ни в чем ни бывало, садился на чужой велосипед, и был таков. Причем у меня создавалось впечатление, что существовала сплоченная группа воров велосипедов, которая в три смены дежурила у магазинов, не пропуская ни одной оплошности легкомысленных граждан. Велосипеды исчезали бесследно. Мне не известно ни одного случая, чтобы кто-то находил потом свою пропажу.

Другую опасность для велосипедов представляли «старшакѝ». Так назывались уличные повесы на 3-5 лет старше нас, которые всем своим видом и поведением давали понять, что пребывание на свободе их уже некоторое время тяготит, и они решительно настроены это прекратить. На велосипеде к старшакам лучше было не подъезжать, но, к сожалению, это не слишком помогало. Завидев жертву, они включали первую часть своей обязательной программы. Назовем её дистанционной. Фраза предварялась свистом, а продолжалась ненавистным: «Э-э-э, пацан!» И такой призывно повелительный взмах рукой. Эдакий гребок ладонью.

Я тогда ещё не знал основ английского языка, и они, впрочем, тоже. Но сегодня, обращение к нам, начинаемое старшаками протяжным «э», кажется мне знаковым. Они не видели в нас кого-то конкретно, мы были для них размытым бессловесным или слабо мычащим объектом, обращение к которому следовало начинать с неопределенного артикля. В противном случае они кричали бы нам «Зэ-э-э, пацан!»

После того, как ты обреченно подъезжал, следовало такое ожидаемое и неизбежное: «Дай прокатиться». В этот момент ты пытался придумывать какие-то отговорки, невыразительно врать о том, что тебя куда-то срочно послали родители, но старшак уже поднимался (с травы, корточек, скамейки) и, направляясь к тебе – медленно сползавшему с велосипеда – произносил заключительную часть своей традиционной речи: «Да не бойся (здесь, как правило, использовался более хлесткий глагол), я один круг». В итоге складывалось впечатление, что они специально ждали кого-то из нас, чтобы сделать все свои дела в каком-то очень отдаленном конце города. Нельзя сказать, чтобы велосипеды после этого исчезали. Нам их всё-таки возвращали, но настроение до конца дня уже было безвозвратно испорченным.

Наверное, у каждого есть какая-то своя история, связанная с лайбой. Чаще всего эти истории были теми случаями, когда лишь чудо сохранило жизнь юному гонщику. Не могу сказать, что моя история такая уж страшная, но могло быть в итоге очень неприятно. У нас было такое развлечение: мы спускались на велосипедах с Сенного моста. Особо рисковые ездили прямо по проезжей части. Я к таким не относился, и потому решил спускаться по тротуару, который располагался с правой стороны моста, если смотреть в сторону ул. Энгельса. Я разогнался почти от самой середины путепровода и к концу спуска набрал скорость, с которой, как я отчетливо почувствовал, справиться уже не мог. Резкое торможение почти наверняка привело бы к падению, которое в соседстве металлического отбойника слева и отсутствия ограждения в нижней части моста справа, стало бы тяжелым. Я принял решение слегка притормозить и удержаться в повороте тротуара, который описывал дугу радиусом метров 12 или 15, а затем плавно сходил на нет. И вы знаете, мне это почти удалось. Даже, можно сказать, мне это удалось. Но проблема оказалась в том, что почти сразу после завершения тротуара стоял металлический столбик метра два с половиной в высоту, на котором был прикреплен какой-то дорожный знак. Я слишком поздно осознал, что лечу прямо на него… Удар приняла та часть руля, которая ближе всего расположена к центральному креплению, то есть колесо проскочило в сантиметре от столба. По всем законам физики, я должен был встретиться с трубой, если уж не головой, то, как минимум, ключицей. Но, видно, время моё ещё не пришло. Руль вывернуло на 90 градусов, я перелетел его вперед головой и упал на землю уже за столбом. Мои спутники смеялись, потому что над падениями положено было смеяться, но глаза при этом выражали испуг. Я точно запомнил это необычное выражение их лиц. Видимо, со стороны мой полет выглядел по-настоящему устрашающе. Удивительно, но я совершенно не пострадал. И по мере того, как мальчишкам становилось это понятно, испуг уходил, и они уже просто ржали.

Всё кончилось тогда, когда отец решил, что мне пора пересесть на взрослый велосипед. Эта мысль показалась мне хорошей, и я с легкостью согласился променять свою темно-зеленую лайбу «Спартак» на новую модель.

Мы с отцом пошли в магазин «Турист». Выбор велосипедов был не слишком велик, если вообще был. Короче говоря, мы купили большой взрослый велосипед с противоударными ободами. Он был выкрашен в черный цвет с золотой надписью на раме «Десна». Мы вышли из магазина, и я поехал на своем последнем велосипеде вниз по пыльным дорожкам аллеи улицы Ефремова. Я хорошо запомнил свою первую поездку на «Десне», которая в итоге оказалась совсем не лайбой.

Вернуться к списку рассказов